Были бури, непогоды,
                                                   Да, младые были годы.

 

    В марте 1970 года дела государственной важности призвали меня, только окончившего Ленинградский электротехнический институт (ЛЭТИ), на берега Аральского моря для прохождения двухгодичной воинской службы, в звании лейтенанта-инженера.
    Там, в условиях песчано-глинистой пустыни на специально оборудованном испытательном полигоне, разрабатывались методы определения типов летящих ракет потенциального противника. Долгое время огромные объемы информации обрабатывались по старинке - «вручную»; активизировать исследовательские работы могла только срочная автоматизация процессов приема и обработки данных.
    По правительственному заданию ее в сжатые сроки выполнили специалисты Киевского производственного объединения «Электронмаш» (разгромлен перестройкой, агонизирует), которые разработали, изготовили и запустили в исследовательском центре воинской части специализированный электронно-вычислительный комплекс «Днепр-1».

    В глубоком каньоне на берегу обычно пустынного моря между двумя высокими мачтами подвешивалась на растяжках головка ракеты. Ее облучали мощной радиолокационной станцией, смонтированной на вершине крутого обрыва, - по форме отраженного сигнала определяли геометрию исследуемого объекта.
    Первое время, после сдачи в эксплуатацию киевскими специалистами, вычислительный комплекс (уже подключенный к параболической антенне) работал в автономном режиме - в условиях реальных испытаний проверялась работоспособность его отдельных узлов, выявлялись и устранялись возможные неполадки.
    К моему прибытию в воинскую часть выявилась «бяка» в электронике: перья самописца, вычерчивавшие плавными линиями форму сигнала от боеголовки, в какой-то момент обработки результатов испытаний начинали судорожно метаться по бумаге.   Не зная броду, полез в воду. С самоуверенностью выпускника кафедры вычислительной техники ЛЭТИ пообещал руководству вычислительного центра навести порядок в доверенном мне оборудовании.   Призвав на подмогу аппарат алгебры логики (от профессора Болдырева) и теорию конечных автоматов (от профессора Барашенкова), принялся решать проблему.
    После месяца работы головой и паяльником добился нужного результата. Момент истины наступил в очередном цикле исследовательских работ. Мне, полыхающему от радости рационализатору, офицеры центра доверили место за пультом, чтобы, по команде сверху, нажав кнопку «пуск», дал долгожданную работу застоявшемуся в безделье вычислительному комплексу.

                    Подполковник Болотин, отвечавший за работу
                исследовательского центра, по громкой связи
               объявляет часовую готовность для подготовки
               всех подразделений к работе. Затем от него
               проходит команда о десятиминутной готовности,
               к исходу которой руководитель работ начинает
               итоговый отсчет: «Десять, девять, восемь...».
                    Сердце мое учащенно стучит, под ложечкой
               посасывает, пальцы дрожат, во рту пересохло.
              Отсчет завершается: «... Три, два, один...», вместо
               решающего слова «пуск» слышу только его первую
               букву  и связь выключается. (Подполковник, как потом
               выяснилось, с выдачей команды начала работ выключил
               микрофон. )
                    С широко открытым ртом, недвижный смотрю на
               умолкший динамик, кнопку не нажимаю. Начальник
               вычислительного центра подполковник Александр
               Самойлович Вассерман (милейший и добрейший человек,
               настоящий душка!) бросается к телефону, звонит на
               командный пункт и выясняет, что испытания пошли.
               Торопливо объясняет, что молодой лейтенант Головцов,
               услышал только букву «п», и не подумал, что она
               означает команду «пуск»...    «Интересно, о чем подумал
               лейтенант Головцов, услышав букву "п"?» -  рычит по
               громкой связи ироничный баритон Болотина.

    Время залечило рану. На следующих испытаниях кнопку надавил вовремя. Система отработала, как говорят военные, штатно. Меня отправили в Киев для официального утверждения у разработчиков выполненной доработки,  где заодно получил приглашение на работу после демобилизации.

    Территория воинской части (или - Аральск-6), небольшая по площади, включала в себя как чисто военные объекты, так и бытовые: два рядом стоящих пятиэтажных дома, гостиница-общежитие, клуб.
    Военное поселение окружала колючая проволока, за которой начиналось место служебной деятельности подполковника Дмитренко, начальника противочумного отряда. Его подчиненные постоянно отлавливали сусликов, запускали их в центрифугу, анализировали отсепарированных паразитов. Если выявлялись носители инфекции (такой случай был во время моей службы), ограждение военного городка опоясывали кольцом специального отряда; в части объявлялся карантин.
    Воинская часть, при ее организации, находилась на берегу лагуны; к моему приезду море отступило больше чем на километр. На её противоположном берегу находился испытательный полигон («точка»), хозяйство майора Нёмы - симпатичного, энергичного; с волнистыми волосами, с чуть выдвинутой челюстью, с походкой враскачку.
    По утрам офицеры отправлялись на дальний объект на дежурном «Кунге» или «Урале». Двадцать километров пути, по выбитой песчаной трассе скрашивали игрой в карты на вылет. Зимой, когда лагуна промерзала чуть не до дна, переезд к испытательному полигону по гладкому льду больше напоминал стремительный полет.
    Рабочий день на «точке» полностью посвящался подготовке техники к очередным испытаниям: «наверху» проводилась профилактика радиолокатора, на вычислительном центре отлаживались программы, тестировались устройства; «внизу» проверяли на прочность канаты (японские, купленные за золото), надежность подъемных механизмов. Проблем с металлом и электроникой не было - их создавал личный состав, обеспечивавший испытательные работы.

                    Однажды на «точке» случилось чрезвычайное
               происшествие - у сержанта-буфетчика пропала дневная
               выручка. Буфет занимал небольшой отсек,
               перекрывавшийся в нерабочее время металлической
               решеткой; подозрение, волей-неволей, пало на
               продавца.
                   Выручил парня случай. Однажды после рабочего
               дня, устроившись на отдых под прилавком, он увидел,
               как из-за решетки выдвинулся изогнутый кусок
               провода, которым некто приоткрыл ящик стола с
               деньгами; затем (кончик инструмента был намазан
               клейкой эпоксидной смолой) над буфетчиком,
               банкнота за банкнотой, «поплыла» - как в небе
               облака - его выручка.
                   ...Майор Нёма закрыл глаза на последовавшее
               проявление неуставных отношений.

    Постоянную головную боль начальнику «точки» доставляли подчиненные ему молодые старшие лейтенанты. Не имея высшего военного образования (и не стремясь его получить), они могли дослужиться только до чина капитана. Заполнить свой досуг холостяков привычными для офицеров «вольными упражнениями» (спортом, рыбалкой, браконьерской охотой на сайгаков) было неинтересно - оставались традиционные виды мужских развлечений: выпивка (выдававшийся для профилактических работ спирт) и женщины («покоцанные» аральские мессалины).
    Отсутствие перспективы вырваться из медвежьего угла поближе к благам цивилизации побуждало среднеобразованных лейтенантов добиваться досрочной демобилизации («комиссования») доступными, незамысловатыми приемами.
    Валера Бондаренко - мрачный тип, с посеревшим от постоянных запоев лицом - первым подал пример: перестал ходить на службу, залег в общежитии; из похищенного охотничьего ружья устроил ночной салют. После гауптвахты вместо разжалования буяна окончательно «задвинули» на советско-китайскую границу.
    Витя Карноза - обаятельный, с мягкой улыбкой, с квадратиком усов, с природным украинским юмором - попытался последовать примеру неудачливого сослуживца. Несколько дней, не просыхая, валял дурака; вызванный в штаб, явился в кабинет начальника штаба подполковника Селиверстова в домашних тапочках, сел без приглашения на стул и, заложив нога за ногу, вкрадчиво сказал: «Внимательно слушаю вас, Николай Евграфович...».
    Срочно вызвали майора Нему для разговора втроем. После полученного «фитиля» старший лейтенант Карноза вышел из штаба очень серьезным человеком; дальше гормя горел на службе и был беспорочен (и, кажется, взялся за учебу).

    Вместе со мной проходил службу сокурсник, коренной ленинградец Юра Головин - великий молчун с постоянным выражением испуга на худощавом лице. Однажды зимним утром он появился в помещении штаба в сапогах, галифе, шинели и потертой кроличьей шапке (вместо форменной ушанки).
    После этого небольшого происшествия кадровые воины стали посматривать на Юрия с некоторой иронией - дескать, «блаженный». Общий сарказм пожил недолго - до очередных стрельб из пистолета системы Макарова, которые регулярно устраивались для товарищей офицеров по плану боевой и политической подготовки.
    Дождливым осенним днем лейтенант Головин, получив три патрона и пистолет, занял исходную для стрельбы позицию, в десяти метрах от мишени. Тщательно прицелился, надавил на спусковой крючок - тот не поддавался. Продолжая давить на него, Юрий обернулся за советом к опытным товарищам. Кадровые офицеры тут же ударили искаженными ужасом лицами в грязь, обхватив головы руками.
    Пожав плечами, Юрий вернулся к линии стрельбы, вновь прицелился и до давил гашетку - все пули угодили в «десятку». Даже приблизиться к такому результату никто из служивых не смог. Авторитет ленинградского снайпера поднялся на приличную высоту; о «шапочном» происшествии все забыли.
    По истечению срока службы Юра Головин вернулся в Alma Mater, где - по слухам - дослужился до звания доктора технических наук.

    Несмотря на привлечение к делу автоматизации электронно-вычислительного комплекса, обработка результатов полигонных испытаний еще долгое время производилась с помощью измерительной линейки и арифмометра, для чего привлекали - на штатные должности - жен офицеров, использовали труд солдат.
    Жена начальника вычислительной лаборатории капитана Кукушкина работала у него в прямом подчинении. Если за окном квартиры безжизненные солончаки и уходящая в сторону цивилизации железнодорожная колея, а на кухне, в спальне и на работе - надоевший до безумной ненависти солдафонистый муж, то можно понять душевный и телесный настрой женщины, только перешагнувшей рубеж бальзаковского возраста.
    Сердечные метания техника-вычислителя завершились банальной интрижкой с прикрепленным к лаборатории солдатом. Трудно понять, как и где оформляли свои интимные отношения разновозрастные любовники, в жестких ограничениях воинской части, но страсть ломала преграды. О бурном романе жены Кукушкина знали все взрослые жители военного городка, кроме ее мужа.
    Незримые рога над головой капитана увеличивались в размере до дня демобилизации удачливого соперника, когда кто-то раскрыл заслуженному офицеру глаза на печальные обстоятельства семейной жизни. Прибежав к контрольно-пропускному пункту, где демобилизованные воины рассаживались в автобус для отправки на вокзал, обманутый муж обнаружил за углом соседнего пакгауза нежно ворковавших - на прощание! - влюбленных. Расстроенный капитан исполнил супружеский долг: влепил жене пощечину.

                                  О, упоенье оккупанта, изыски деревенщины...
                                  У поворота на Купавну бьют женщину.

    Завязавший с армией Ромео встречным ударом посадил капитану фонарь под глазом, выразив тем самым, помимо чувств оскорбленного влюбленного, вековую неприязнь рядового состава к офицерскому. Затем вскочил в автобус - и был таков.

    Уроженец предместий города Бердичева Олег Захарович Драбкин по завершению срочной службы закончил офицерские курсы и получил звание младшего лейтенанта (на армейском сленге - микро-майора).
    Эпохальное событие - в сравнении с прежде однообразной и скучной жизнью малоимущего еврея - отмечал с размахом, регулярно «ныряя в стакан». После очередного «выхода в свет», опоздав на рейсовый автобус в часть, отправился домой своим ходом, выписывая вензеля.
    В дороге, общей длиной почти в пять километров, скоро утомился; силы стали таять - пополз по-пластунски. Дополз до насыпи проходившей вдоль воинской части железнодорожной колеи Оренбург - Ташкент. Остаток сил потратил на то, чтобы вползти на нее - ухватился за рельс, подтянулся, застыл и погрузился в мертвецкий сон.

                                  А он чуть-чуть не долетел, совсем немного,
                                  Не дотянул он до посадочных огней.

    Покой прервал скорый московский поезд, подрубивший свежему офицеру пару младших пальцев правой руки и перспективы дальнейшего карьерного роста. По вызову политотдела срочно прибыли родители, оформили беспалому сыну очередной отпуск и увезли в родные места. Вернулся Олег Захарович через месяц с женой-тяжеловесом Розой, лет на десять его старше.
    Как семейный человек стал он очень моральным и рассудительным. Лишь иногда, стоя с коляской у окружавшей часть колючей проволоки, тоскливо вглядывался безнадежным взглядом загнанного битюга в сторону мест былых гусарских развлечений.

    Под новый, одна тысяча девятьсот семьдесят первый год захандрил заведующий клубом, старший лейтенант Яблочкин. Патрулируя по городу, он забрел в привокзальный ресторан, где выстрелом из табельного оружия в люстру разрядил накопившуюся грусть усталого сердца. Новогодний концерт, организация и проведение которого были прямой служебной обязанностью загулявшего офицера, оказался под угрозой срыва.
    Активисты женсовета, знавшие меня как выпускника ЛЭТИ (Ленинградского эстрадно-танцевального института с легким электротехническим уклоном), попросили выручить. Вместе с коллегами - «двухгодичниками» Валентином Галалу (Таганрогский радиотехнический институт) и Яшей Прокофьевым (Киевский политехнический институт) написали сценарий представления-капустника, занялись репетициями.
    Из вывешенной в вестибюле клуба громадной афиши обитатели военного городка узнали о выступлении мини-театра буффонады со спектаклем «Бывали дни веселые» в сопровождении ансамбля «Фантомасочки» (так мы, обеспечив солдат-исполнителей масками «мистер Икс», назвали их музыкальную группу).
    К назначенному афишей времени, зал был полным; опоздавшие зрители стояли вдоль стен. Под музыкальное вступление в качестве конферансье вышел на авансцену и объявил драму Фридриха Шиллера «Разбойники». Выдержав многозначительную паузу, начал представлять действующих лиц и исполнителей, увязывая - по очевидной аналогии - персонажей драмы с сидящими в зале гражданами.
    Как взрыв снаряда, прозвучала первая пара: «Атаман разбойников  майор Завальный».

                    Интендант части, родом из Винницы. Уверенно и
               обстоятельно вел непростое дело снабжения, поставки
               продуктов питания для личного состава. Недалеко от
               части, к ужасу магометанского населения, открыл
               свиноферму, обеспечив тем самым регулярное поступление
               на солдатский стол мяса и сала.

    Зрителям аналогия понравилась - отреагировали ехидным смехом и плотными аплодисментами. Не меньше понравилось следующее сочетание: «Первый любовник - старший лейтенант Загоруйко».

                    Секретарь комсомольской организации части, любимец
               женщин; нарцисс, тщательно следивший за внешностью;
               часто посещал городскую парикмахерскую, где ему делали
               маникюр прозрачным лаком.

    Одним словом, похулиганил, по случаю драмы, вволю. Перебрал многих зрителей: были вторые разбойники и любовники, в танце «Маленьких лебедей» заявил членов женсовета; исполнителем танца с саблями назначил недавно подкузьмившего меня подполковника Болотина; пообещал выступление камерного оркестра «малины» номер тринадцать города Аральска под управлением микромайора Драбкина...

                   Открывается занавес. На сцене в кресле-качалке
               сидит граф фон Моор (подполковник Вассерман).
               Голова его обвязана вафельным полотенцем, он
               раскачивается и громко стонет.
                   Трагически-звенящим голосом сообщаю зрителям:
               «Замок графа фон Моора. С известием, что банда
               разбойников рубит лес, к нему приезжает сын». На
               сцену на трехколесном велосипеде выезжает
               лейтенант Галалу и надрывно кричит: «Отец! Отец!
               Разбойники! Дрова!»
                   Следует напитанный болью ответ отца Моора:
               «Я болен, сын мой». Снова кричит Валентин, и снова
               указывает на свою болезнь Вассерман; и так
               несколько раз.
                   Разряжая явно патовую ситуацию, вновь
               появляюсь на авансцене и объявляю: «Дорогие
               зрители! Из за болезни отца Моора спектакль
               отменяется!»

    Уверенное начало определило общий успех. Концерт мы провели на одном дыхании, без сучка и задоринки. Было много песен, розыгрышей, миниатюр. С гиканьем и присвистом сыграли мюзикл «Отелло»:

                                   А у Отелло в батальоне
                                   Был Яша, старший лейтенант,
                                   На горе бедной Дездемоне
                                   Он был ужасный интриган.

    Завершили программу ответами на якобы поступившие из зала письменные вопросы зрителей. В последней записке вопрос был поставлен ребром: «Замучила жажда, выпить хочется. Скажите, работает ли буфет и когда окончится ваш дурацкий концерт?» Дружно сами себе ответили: «Буфет работает, концерт окончен».
    Зрители устроили овацию, председатель женсовета Царева басила на весь зал: «Молодцы, студенты!»
    Спектакль получил высокую оценку со стороны политотдела, после чего труппа мини-театра буффонады долго нежилась в сладостных лучах артистической славы.

    Спустя полгода после сделавшего нас знаменитыми концерта явил божескую милость командующий ракетным полигоном Капустин Яр генерал-полковник Вознюк - прибыл с инспекционным визитом в подчиненную ему воинскую часть на берегу Аральского моря.

                    В 1946 году, возле небольшого поселка Капустин Яр
               (расположен в месте впадения Ахтубы в Волгу), решением
               правительства, усилиями министра вооружений
               Устинова и генерала Вознюка был создан полигон для
               проведения испытаний ракетного оружия.
                    В 1957 году, как утверждали мои сослуживцы, с
               полигона был запущен первый искусственный спутник
               Земли.
                    Со временем на территории Казахстана были
               устроены «точки - филиалы» полигона (Казанка, Эмба,
                Аралъск) для отслеживания полетов испытуемых ракет,
               «приема» их в местах падения.
                    Командующий полигоном жил в домике, окруженном
               вишневым садом. В кафе военного городка, которое
               генерал назвал «Piдна xama», готовили борщ с чесночными
               пампушками, кулиш, галушки, вареники.
                    Однажды офицер, живший с семьей в общежитии,
               прикрепил к двери кафе «протестную» листовку: «...Нам
               не нужна "Родная хата", землянку б дали в три наката...»
               Поэта-протестанта разыскали и примерно наказали.

    Вместе с генералом прилетела большая команда инспекторов, которые, рассеявшись по подразделениям части, гнули в бараний рог их начальников. Среди гостей выделялся старшина, ординарец и земляк генерала. «Дъяк в приказах поседелый», он находился в постоянном контакте с интендантом Завальным, заносившим ему копченые дары Аральского моря (жерех, усач), переработанную продукцию воинской свинофермы.
    Не дремал политотдел. По приказу его начальника, подполковника Аристова, для высокого гостя был устроен концерт: хохмачи-студенты  в первом отделении, самодеятельность женсовета - во втором.
    Приказ начальника - закон для подчиненного, но, приняв его к исполнению, не осознавал масштаба грядущей катастрофы; ее примерные размеры вырисовались после открытия занавеса. В первом ряду важно сидел генерал-полковник со свитой; зрители на сцену не смотрели  пожирали глазами высокого гостя.

                   Просевшим, потухшим голосом зачитал
               действующих лиц и исполнителей драмы
               «Разбойники». Никому не смешно. Произведение
               Шиллера, со второго захода, превращается в фарс.
               Наблюдаю, как генерал что-то шепчет на ухо
               адъютанту. Тот достает блокнот и записывает
               фамилии «исполнителей» - офицеров, которых
               фактически подставил, а не представил.

    В программе была миниатюра, в которой мы прошлись по противнику технического прогресса капитану Кукушкину, обыграв его семейную коллизию. На канву ветхозаветного анекдота наложили общеизвестный факт, что регулярно получаемое, но не всегда используемое офицерами обмундирование их жены сплавляют «налево».
Были рассмотрены три варианта брачных отношений: по-американски, по-французски и по-русски.

                   Американец, спустя двадцать лет после начала
               супружеской жизни, просит жену сознаться,
               изменяла ли она ему. После долгих уговоров узнает,
               что изменила один раз, после чего появилась дома в
               новом форде.
                   Француз через десять лет совместной жизни
               выпытал у жены факт внебрачной связи, после
               которой у нее появилась новая горжетка.
                   И, наконец, русский по этому же поводу через год
               супружества допросил жену. Та созналась в
               неверности, имевшей место тогда, когда  в месяц
               осенней демобилизации  из дома пропали новые
               юфтевые сапоги.

    Ординарец все ускоренно записал - провал концерта был полным.
    На следующий день забрел в библиотеку, где стал невольным свидетелем разбора полетов. «За что,  спрашивал офицеров части командующий ракетным полигоном,  она отдала ему юфтевые сапоги? За что?!» Товарищи по оружию безмолвствовали, а генерал с командирской прямотой, крепким трехэтажным словом пояснил, за что именно.
    Нет худа без добра. Главного инженера части постоянно волновала проблема эксплуатации вычислительного центра после завершения нашей двухгодичной службы, поэтому он, прямо или косвенно, намекал нам о желательности продлить ее срок до двадцати пяти лет.
    После провала спектакля и данного ему гневного и решительного осуждения со стороны политотдела разговоры о дальнейшей службе прекратились.
    Еще раз покрылась для меня ковром тюльпанов степь, еще раз подарило мне пляжный сезон изумрудно-чистое, насыщающее воздух йодом, богатое пресноводной рыбой Аральское море. Весной семьдесят второго года, демобилизовавшись, двинулся продолжать службу в гордость советского компьютеростроения  Киевское производственное объединение «Электронмаш», в хозяйство его создателя, штатского «генерала» Незабитовского и штатского «полковника» Залесного.

                      О юность быстрая!
                                Сквозной ночей покров
                                Над пушкинской бессонною Невою.

 

    По окончании в феврале 1970 года института два года отбывал обязательную воинскую повинность в звании лейтенанта в части на берегу усыхающего Аральского моря.
    Ее командир, полковник Дерягин, начальный период моего рекрутства отсутствовал - защищал важный для его звания диплом в военной академии и появился в части только в июле, сразу же объявив приближенным подполковникам, что берет отпуск и уезжает в Ленинград вместе с сыном Славой, решившим поступать в мой родной электротехнический институт.
    Небрежным намеком о беспредельных возможностях моих институтских друзей побудил своего непосредственного начальника доложить командиру о целесообразности, обратив более пристальное внимание на офицера-новобранца, рискнуть (чем черт не шутит!) и проверить его в деле, взяв с собой в Питер. Смелость инициативы, гражданского «розлива» лейтенанта поразила мощного полковника (кстати, в будущем - генерала). Мое отдающее наглостью предложение военачальник не принял, но фамилии Москаленко и Никольского на всякий случай почти механически записал.
    На исходе августа полковник Дерягин вместе с сыном вернулся в часть. По этому поводу был устроен смотр личного состава вверенного его командованию подразделения. Приняв доклады о состоянии дел, о достижениях в боевой и политической подготовке, командир части направился в сторону неровной шеренги офицеров вычислительного центра. Не беря во внимание недостатки в моем обмундировании (затертая, с чужого плеча шинель), поинтересовался первым делом здоровьем и комфортностью быта. Узнав, что проживаю, как положено одинокому офицеру, в общежитии, очень удивился и, подозвав к себе интенданта, велел переселить обделенного вниманием лейтенанта Головцова в однокомнатную - с его квартирой соседствующую - квартиру, предварительно обставив ее требуемой казенной мебелью.
    Как выяснилось, со вступительными экзаменами у абитуриента Дерягина не заладилось. Грустный финал погнал отца знакомиться со всемогущими, мной обозначенными, личностями, которые его потрясли своей монументальностью и значимостью. Мудро-внимательного Москаленко (только получившего от ректора - самого Сан Саныча Вавилова! - предложение стать проректором) прекрасно дополнял государственного ума и размаха Никольский, чья по-военному подтянутая фигура «тянула», как минимум, на командира бригады или эскадрона, а бархатистой тональности голос, изящная золотая «фикса» наповал сразили кадрового военного. Друзья, предварительно подготовленные моим письмом, пообещали (подчеркнули - только ради друга Саши!) решить в будущем году судьбу командирского отпрыска.Последовавшие репетиторские занятия с будущим студентом ослабили тяготы воинской повинности. Зажил вольной жизнью, стал другом семьи соседа, регулярно принимая от него приглашения потрапезничать с пирогами из трески на закуску.
    Следующим летом съездил с абитуриентом в Ленинград - дело сложилось. Трудно подобрать необходимое сочетание ярких слов могучего русского языка, чтобы описать картину моего победного возвращения в воинскую часть, тот редкой мощи экстаз, в который надолго погрузилась командирская семья.
    Остаток срока службы для меня прошел с незримым, но всеми чувствуемым нимбом сильной личности. Успел до демобилизации слетать по срочной командировке в город-герой для ревизионных проверок учебных дел первокурсника и общения со своими друзьями.